sugar and spice and everything nice
"Три Мушкетера"
Набросок
Арамис и Ришелье, хронологически в самом начале романа.
читать дальше— Красный Герцог, значит? Остроумно, весьма остроумно. Это ведь твоя выдумка, я знаю…
Арамис не поднимал головы.
— Прошу прощения монсиньора за дерзость. Смею заверить монсиньора, что не имел в виду…
— Рене!
От этого резкого и повелительного оклика он не выдержал и поднял глаза — и сразу же пожалел об этом, увидев на лице кардинала выражение глубокого и искреннего огорчения, и даже, пожалуй, обиды.
— Рене… — повторил он, прикрыв большие серые глаза рукой.
— Я и правда не имел в виду ничего дурного, — сказал Арамис уже более мягким и не таким безличным тоном. — Просто словечко уж больно пришлось…
— Я знаю, — ответил кардинал, опустив руку и пристально глядя на своего собеседника. — Я привык к твоему остроумию, мой дорогой Рене. К чему я не могу привыкнуть, так это к тому, как ты ведешь себя — совсем как чужой человек…
— А разве мы теперь не чужие? — тихо отозвался Арамис. — Кардинал и мушкетер короля — что между нами может быть общего? Рене, которого вы знали, монсиньор, уж больше нет.
— Ах да, — усмехнулся Ришелье. — Эта твоя забавная кличка… Но в этот кабинет впустили Рене д’Эрбле — в конце концов, откуда мне знать господина мушкетера Арамиса настолько, чтобы звать его к себе.
Арамис прикусил губу, уже не в первый раз кляня себя за то, что пришел. Он мог бы и не откликнуться на записку — по тону ее было ясно, что никаких наказаний в случае неявки не последовало бы. Не премьер-министр и не кардинал набросал эти несколько строчек — в конце концов, ему уже доводилось получать такие записки раньше, в Люсоне…
Они давно уже были не в Люсоне — и все-таки он пришел. Пришел, говоря себе, что не может упустить шанса, что иначе у друзей могут быть неприятности. И только здесь, в на удивление скромном кабинете самого могущественного человека в королевстве, он вспомнил, что только одного Арман Жан дю Плесси, кардинал Ришелье, никогда не позволял ему — заниматься самообманом.
— Хорошо, — сказал он наконец, — вы звали Рене, и Рене пришел, пусть даже от него осталась в Париже лишь тень, которая только на то и годится, чтобы проскальзывать украдкой на тайные встречи. Но зачем? Что вам нужно, монсиньор?
На лице кардинала играла легкая улыбка, и Арамис с ужасом понял, что начинает терять самобладание. А ведь он только этого и добивался… С самого первого дня их знакомства тогда еще епископ Люсонский дразнил его насмешливым взглядом серых глаз, сбивал с толку безмятежной полуулыбкой, ведя его дорогами, которыми никогда и не думал идти юный семинарист.
— От Рене осталась только тень? Я так не думаю, мой дорогой друг. Собственно говоря, мне и хотелось убедиться в том, что Рене еще здесь. Я, знаешь ли, по нему соскучился. То, что ты играешь в солдатики со своими друзьями мушкетерами, конечно, очень хорошо и мило, но не для этого ты создан, вовсе не для этого. Ты зря тратишь здесь время, Рене.
— Зря трачу время? — Он невольно начал сердиться. Всю жизнь Рене д’Эрбле по прозванию Арамис гордился своим терпением и ровным характером, способностью быть приятным со всеми и для всех. Никто — никто не мог его рассердить. Кроме епископа — кардинала — кроме Армана. — Позвольте вам заметить, монсиньор, что я уже больше не в семинарии, монсиньор, и вы не можете меня отчитывать как школьника, который не готовится к уроку.
Кардинал грустно покачал головой.
— Я знаю, что ты больше не школьник, и я очень этому рад. Думаешь, я хочу тебя отчитывать за невыученный урок? Я всего лишь хочу, чтобы ты был мне другом, Рене…
Черт возьми, подумал Арамис, и ведь на последней фразе у него задрожал голос… Почти не отдавая себе в этом отчета, он шагнул вперед и опустился на одно колено у кресла кардинала.
— Монсиньор…
Сильная узкая рука поймала его руку и сжала пальцы.
— Рене, мой дорогой Рене… Пусть мушкетеры, пусть смешные клички, но неужели и ты тоже начнешь меня ненавидеть?
— Никогда, — выдохнул Арамис и прижал к губам руку кардинала. — Только не ненавидеть. Как я могу тебя ненавидеть, Арман? — Он опустил голову на колени кардинала, прижавшись щекой к алой ткани его одеяния, и закрыл глаза, на мгновение забывая о друзьях, полке, королеве, о дворе…
Снаружи доверенный камердинер качнул головой, отсылая прочь пажа, прибежавшего с каким-то поручением. Беспокоить кардинала было не велено.
Набросок
Арамис и Ришелье, хронологически в самом начале романа.
читать дальше— Красный Герцог, значит? Остроумно, весьма остроумно. Это ведь твоя выдумка, я знаю…
Арамис не поднимал головы.
— Прошу прощения монсиньора за дерзость. Смею заверить монсиньора, что не имел в виду…
— Рене!
От этого резкого и повелительного оклика он не выдержал и поднял глаза — и сразу же пожалел об этом, увидев на лице кардинала выражение глубокого и искреннего огорчения, и даже, пожалуй, обиды.
— Рене… — повторил он, прикрыв большие серые глаза рукой.
— Я и правда не имел в виду ничего дурного, — сказал Арамис уже более мягким и не таким безличным тоном. — Просто словечко уж больно пришлось…
— Я знаю, — ответил кардинал, опустив руку и пристально глядя на своего собеседника. — Я привык к твоему остроумию, мой дорогой Рене. К чему я не могу привыкнуть, так это к тому, как ты ведешь себя — совсем как чужой человек…
— А разве мы теперь не чужие? — тихо отозвался Арамис. — Кардинал и мушкетер короля — что между нами может быть общего? Рене, которого вы знали, монсиньор, уж больше нет.
— Ах да, — усмехнулся Ришелье. — Эта твоя забавная кличка… Но в этот кабинет впустили Рене д’Эрбле — в конце концов, откуда мне знать господина мушкетера Арамиса настолько, чтобы звать его к себе.
Арамис прикусил губу, уже не в первый раз кляня себя за то, что пришел. Он мог бы и не откликнуться на записку — по тону ее было ясно, что никаких наказаний в случае неявки не последовало бы. Не премьер-министр и не кардинал набросал эти несколько строчек — в конце концов, ему уже доводилось получать такие записки раньше, в Люсоне…
Они давно уже были не в Люсоне — и все-таки он пришел. Пришел, говоря себе, что не может упустить шанса, что иначе у друзей могут быть неприятности. И только здесь, в на удивление скромном кабинете самого могущественного человека в королевстве, он вспомнил, что только одного Арман Жан дю Плесси, кардинал Ришелье, никогда не позволял ему — заниматься самообманом.
— Хорошо, — сказал он наконец, — вы звали Рене, и Рене пришел, пусть даже от него осталась в Париже лишь тень, которая только на то и годится, чтобы проскальзывать украдкой на тайные встречи. Но зачем? Что вам нужно, монсиньор?
На лице кардинала играла легкая улыбка, и Арамис с ужасом понял, что начинает терять самобладание. А ведь он только этого и добивался… С самого первого дня их знакомства тогда еще епископ Люсонский дразнил его насмешливым взглядом серых глаз, сбивал с толку безмятежной полуулыбкой, ведя его дорогами, которыми никогда и не думал идти юный семинарист.
— От Рене осталась только тень? Я так не думаю, мой дорогой друг. Собственно говоря, мне и хотелось убедиться в том, что Рене еще здесь. Я, знаешь ли, по нему соскучился. То, что ты играешь в солдатики со своими друзьями мушкетерами, конечно, очень хорошо и мило, но не для этого ты создан, вовсе не для этого. Ты зря тратишь здесь время, Рене.
— Зря трачу время? — Он невольно начал сердиться. Всю жизнь Рене д’Эрбле по прозванию Арамис гордился своим терпением и ровным характером, способностью быть приятным со всеми и для всех. Никто — никто не мог его рассердить. Кроме епископа — кардинала — кроме Армана. — Позвольте вам заметить, монсиньор, что я уже больше не в семинарии, монсиньор, и вы не можете меня отчитывать как школьника, который не готовится к уроку.
Кардинал грустно покачал головой.
— Я знаю, что ты больше не школьник, и я очень этому рад. Думаешь, я хочу тебя отчитывать за невыученный урок? Я всего лишь хочу, чтобы ты был мне другом, Рене…
Черт возьми, подумал Арамис, и ведь на последней фразе у него задрожал голос… Почти не отдавая себе в этом отчета, он шагнул вперед и опустился на одно колено у кресла кардинала.
— Монсиньор…
Сильная узкая рука поймала его руку и сжала пальцы.
— Рене, мой дорогой Рене… Пусть мушкетеры, пусть смешные клички, но неужели и ты тоже начнешь меня ненавидеть?
— Никогда, — выдохнул Арамис и прижал к губам руку кардинала. — Только не ненавидеть. Как я могу тебя ненавидеть, Арман? — Он опустил голову на колени кардинала, прижавшись щекой к алой ткани его одеяния, и закрыл глаза, на мгновение забывая о друзьях, полке, королеве, о дворе…
Снаружи доверенный камердинер качнул головой, отсылая прочь пажа, прибежавшего с каким-то поручением. Беспокоить кардинала было не велено.
@темы: писанина
продолжения.
и - Таэлле,ПЧ у нас наверняка не все совпадают... Можно дать ссылку на "Красного герцога" в своем дайри?
Maya Tollie, будет - пока это запланировано как серия виньеток скорее, так что будет и до, и после...
То есть, дело даже не в дюма или историческом Ришелье, а в том, что они ВООБЩЕ абстрактны...
Юконда, вот и я примерно так же думала, пока писала...
Это, конечно, имха, но я не согласен. Я очень уважаю Ришелье, и мои предствления о нем основаны на биографиях - так вот, я его тут очень ярко увидел, именно таким, каким он мне видится по биографиям.
Действительно очень изящно... особенно понравилась изящность концовки... Спасибо!
Кстати, а ты тот мини-сериал, посвященный его жизни, не смотрела?
И Арамис - уклончив, вежлив, невольно вспыльчив.
Вполне в стиле.
PS Только "прикрыл большие серые глаза рукой" меня почему-то резануло. Что-то во фразе сугубо неправильно, хотя не понимаю, что.
Мини-сериал не смотрела, нет. Даже не слышала про такой. В основном читала биографии. Очень живой его образ складывается...
Но ведь все люди разные
А у меня вот не меняется тут ничего... не впихивается Манвэ во французкий двор
В общем, я мало что знаю о Ришелье помимо тех же "Трёх мушкетёров" и "Д'Артаньяна - гвардейца кардинала" (думаю, он в обеих кнгах малодостоверен), но вот заменить Ришелье на его ближайшего коллегу из КнК Квентина Дорака уже не получилось. Так что всё в порядке с индивидуализацией образа, имхо.
Гм, так я и не отрицаю их разность - я просто позволила себе немножно поискать аналогии. Конечно, если углубляться, то никакой аналогии и не проведешь - не получится,- люди действительно разные.
А о набросках - ну так тут вроде и есть набросок.
Думаю, Мелькор и Манве или даже Мелькор и Артано - плохой пример. Они просто настолько интересные и разные у каждого автора, что один из фэнских Мелькоров может быть похожим на Ришелье. Это проблема расплывчатости образа Мелькора, а не проблема плохо прописанного Ришелье.
Ну, с этим я точно ППКС
То есть, ты хочешь сказать, что характеры здесь поданы схематично?
Сагано Кай
То есть, ты хочешь сказать, что характеры здесь поданы схематично?
Гм, как бы поточнее выразиться... (Я никогда не говорю всего прямо, потому что я никогда не чувствую всё на 100 процентов определенно точно...) Каждый человек может воспринять это по-разному- схематично и далеко не схематично. Это уже зависит от воображения, степени погруженности в фэндом и умения дорисовывать детали. Кому-то даже такого малого объема информации достаточно, чтобы прорисовка характера была достаточным. Причем я не говорю, что он схематичен, неполон, неточен... Не могу я судить о схематичности - ибо восприятие каждого индивидуально - одни и те же слова у каждого вызывают что-то своё. Кто знает, может быть, одна-единственная упомянутая вскользь здесь черта данного персонажа вызывает у знатока фэндома море конкретных ассоциаций.
Может быть, если бы я не сравнивала персонажей так сразу, не возникало бы вопроса о схематичности. У меня вот ассоциации пошли по другому пути, но бог мой, кто здесь говорит о схеме?